Юнусовская площадь.

Например, арский купец Габдлеманнан Мустакимов приобрел усадьбу в западном углу площади и постепенно сумел перестроить ее таким образом, что и сам проживал здесь, и доход с нее получал. Первоначально для сдачи в наем им был построен флигель по образцу 1848 года. Скромноее и непритязательное двухквартирное жилье было лишено традиционных двух входов и напоминало небогатые доходные дома в русской части города. Позднее, вдвое расширив владение, он перестроил угловой дом вместе с флигелем, и теперь в доходном доме (как и в доме, где жил сам купец), появляются два отдельных входа в выступах. Вероятно, такое жилье более соответствовало запросам зажиточных татарских квартиросъемщиков. Вот такая получилась к середине прошлого столетия площадь, застроенная сплошь жилыми усадьбами, собственными и доходными, и лишенная каких-либо функций, характерных для площадей русских городов. Следует отметить, впрочем, что практически все усадьбы здесь были выстроены по образцовым проектам 1840-х годов, и в результате в последний раз в истории площади на ней образовался единый в стилистическом отношении архитектурный ансамбль. Этот период изгладился из памяти казанцев. Облик площади тех времен утрачен навсегда, и лишь документы, хранящиеся в Национальном архиве РТ, позволяют приоткрыть эту страницу истории.

К концу XIX века общественная жизнь татарской слободы активизировалась. На площади появились учебные заведения: медресе «Халидия» во флигеле дома Мустакимовых и татарская учительская школа в бывшем доме Апаковых, а в начале XX века неподалеку, в доме С.Ш. Алкина на Екатерининской улице, находилось женское русско-татарское училище. Все эти заведения разместились в жилых домах. По углам площади располагались скверы за деревянными оградами, и лишь проезжая часть оставалась свободной. На площади проходили сходы (митинги, как сказали бы мы сейчас), и на это время здесь возводили каменные сооружения - трибуны, навесы и т.п. Один из таких сходов, посвященный закладке памятника М. Вахитову, запечатлен на фотографии. Здесь же проходила прощальная церемония похорон Г. Тукая в апреле 1913 года, собравшая тысячи людей.

Появились здесь и дома совершенно иного типа. Любая прогулка по Юнусовской площади не может миновать дом Шамиля - ныне музей Г. Тукая. Как я уже говорила, выстроен он на месте доходного дома, там, где Исхак Апаков хотел поставить свой «гостиный двор». Его внучка Биби-Марьямбану, жена отставного генерал-майора российской армии М.-Ш. Шамиля, сына известного вождя чеченцев имама Шамиля, возвела здесь в начале нашего века большой особняк. Естественно, он выдержан в духе своего времени - в стиле модерн (он же «ар нуво», т.е. новое искусство). В основе этого своеобразного стиля лежал, кроме всего прочего, и интерес к культуре Востока. Поэтому в вычурном облике дома Шамиля есть и ориентализм. Такой вот зигзаг есть в истории нашей архитектуры - восточные узоры приходят на фасады татарских домов с Запада, из «ар нуво», с арабесок Бердсли. Хотя очень может быть, что Б.М. Апакова вспоминала и о чем-то своем, соглашаясь с новомодным проектом обновленного дома. В этом же стиле был перестроен бывший дом Юнусовых, теперь принадлежавший известному общественному деятелю Мухаметбадретдину Апанаеву. В этом доме кипела жизнь, здесь принимали видных гостей, в том числе из-за рубежа. В жилом флигеле, обращенном к площади, разместилась контора его торговой фирмы.

В советское время была сделана еще одна попытка придать площади привычный европейскому градостроителю вид. В двадцатых годах здесь был возведен памятник - бюст Мулланура Вахитова на массивном постаменте. Площадь тогда была переименована в Вахитовскую.


http://arhiv.vlastdengi.ru/vlast-ili-dengi.html

На самой границе слободы со старым русским селом Плетени на современной улице Ахтямова своими причудливыми восточными формами взор прохожего привлекает красное кирпичное здание мечети. Это Бурнаевская мечеть, получившая свое название по фамилии построившего ее купца Садыка Курбангалеевича Бурнаева. Построена она была в 18/2 году на месте сгоревшей за год до того деревянной мечети по проекту П.И. Романова. Этот архитектор пользовался большой известностью в Казани. Ему принадлежит множество проектов жилых домов, построенных в этот период. Очень много строил он для татар, и этому совершенно не мешало то обстоятельство, что П.И. Романов долгие годы был церковным старостой. Что касается его проекта Бурнаевской мечети, то первоначально это было совсем небольшое здание с граненым объемом михраба и невысоким минаретом, лишь незначительно возвышавшимся над крышей.

Но к концу столетия мечеть уже стала тесной для увеличившегося прихода, и в 1895 году она существенным образом расширяется. Тогда-то мечеть и приобрела свой нынешний облик. Здание было продлено, получив вытянутые пропорции, минарет надстроен двумя ярусами и завершен шлемовидным шатром со шпилем. Нам не известно имя автора этой замечательной постройки. Ее проект хранится в Национальном архиве РТ, но фамилии автора на нем нет, он подписан лишь губернским архитектором Ф.М. Малиновским и губернским инженером Л.К. Хрщоновичем (обычная практика тех лет). При этом исполняющий должность губернского архитектора Малиновский внес в проект некоторые исправления. Он предложил свою версию завершения на минарете. Но, несмотря на его резолюцию «постройка должна быть произведена согласно исправлениям», эти изменения не были учтены при строительстве. Да и ствол минарета, сделанного выше, получил более богатый декор в виде «плетенок», многослойных сталактитов и т.д., которые вместе с проемами подковообразной формы придали зданию выраженный восточный колорит. Имя построившего мечеть и постоянно заботившегося о ее приходе С.К. Бурнаева было хорошо известно в городе. Этот получивший традиционное домашнее образование потомственный купец активно участвовал в жизни города. Этапы его «карьеры» известны нам по формулярному списку, заполненному писцом городской Думы в 1890 году. Вот они: за заслуги во время Крымской войны 1853 -1856 годов был награжден бронзовой медалью.

В 1857 -1860 годах избирался заседателем казанской уголовной палаты, состоял членом учетного комитета, а затем выборным членом комитета Казанского отделения Государственного банка. Был почетным мировым судьей в 1869 году, гласным городской Думы в 1871 году кандидатом уездного земского собрания в 1871 году. В 1861 году награжден золотой медалью на Станиславной ленте, а в .1863 году - золотой медалью на Аннинской ленте. Указом правительствующего Сената от 2 января 1871 года возведен в звание потомственного почетного гражданина. По представлению министра финансов дважды был пожалован золотой медалью на Алексеевской ленте (в 1874 и 1879 годах). Наконец, в 1884 году Бурнаев был награжден орденом Станислава 3-й степени.

Пройдем теперь к дому, где жил Садык Курбангалеевич. Для этого нужно выйти к углу улиц Тукая и Сафьян. В стоящих здесь современных домах трудно опознать фрагменты роскошной усадьбы Бурнаева. Расположенный на пересечении улиц угловой дом сталинских времен скрывает в себе два дома, следовавших друг за другом от угла и принадлежавших Исхаку Юнусову и купеческой жене З.-У.М. Бурнаевой. Трудно найти более красноречивый архитектурный символ для эпохи, стремившейся вытеснить из сознания людей всякую память о прошлом, поглотить это прошлое. Но существуют архивы. И благодаря им мы знаем, как выглядела усадьба С.К. Бурнаева, выстроенная в середине прошлого века. Главный усадебный дом представлял собой особняк в семь осей окон по главному фасаду. Вдоль улицы у границы владения с другой стороны располагался флигель в пять осей окон. Оба этих двухэтажных здания были построены по образцовым проектам 1840-х годов и представляли собой типичные татарские особняки середины века с характерной внутренней планировкой - двумя выступами со стороны двора. Темными хозяйственными помещениями со «слепыми» окнами и сводчатыми перекрытиями и жилыми верхними этажами с традиционным расположением комнат. За обширным двором е глубине владения располагался сад с баней и деревянным летним флигелем.

Улицы Казани: Малая Проломная.

Рассказ об улице начнем с домов Эраста Петровича Перцова (№№ 23 и 25), в одном из которых поздно вечером 7 сентября 1833 года ждали к обеду Александра Сергеевича Пушкина, находившегося «по высочайшему повелению в четырехмесячном отпуске для поездки в Казанскую и Оренбургскую губернии». Многое повидали эти дома: колбасная Иоганна Вольфа, каретная мастерская, книжная лавка — вот лишь некоторые заведения, размещавшиеся здесь. Тут же принимал заказы и один из первых заезжих дагерротипистов (так звались первые фотографы), извещавший читателей «Казанских губернских ведомостей» о том, что «полное сходство портретов есть лучшая рекомендация».

Позже участок перешел к купцу А. Афанасьеву, устроившему в домах склады и оптовый магазин. Незадолго до революции дома на участке были соединены и надстроены, образовав ныне существующее здание.

Об угловом здании напротив (№ 52) рассказывалось в статье о Кольце, а о домах Бреннинга и Дмитриевской — в заметках об Университетской улице.

Остановимся перед домом В. Арианова (№ 44). В свое время здесь располагался один из первых профсоюзов Казани — союз фармацевтов. Не потому ли улице дано ее нынешнее название — Профсоюзная?

В доме Губайдуллина (№ 38) помещения снимала редакция газеты «Казань» — совершенно бесцветного листка небольшого формата. А следующие дома, объединенные, общим номером 36, построены на участке известного профессора-минера, лога Ф. Розена за комплексом Госбанка. Банковские операции были перенесены в новое здание в августе 1914 года. Здесь уместно заметить, что оно предназначалось для Казанской конторы Госбанка, однако учредить ее так и не сумели, и город в итоге удовольствовался лишь отделением - банковским учрежденном на ранг ниже.

Улицы Казани: Малая Проломная.

Настоящим памятником архитектуры, на мой взгляд, мог бы стать внешне ничем не примечательный и уже ветшающий дом №34, где сейчас расположена республиканская контора пчеловодства. Вы наверняка согласитесь со мной, если войдете во двор дома. Солидностью и основательностью веет от двухэтажных лабазов с галереями, построенных здесь небезызвестным И. Оконишниковым. Обширный участок, включающий в себя и дом №35 по улице Баумана, сохранившийся несмотря ни на что в самом центре города,— настоящая редкость. Остается добавить, что дом №34 построен по проекту архитектора П. Тихомирова в 1873 году.

Угловой дом № 32 (на перекрестке с Астрономической улицей) принадлежал семейству Шамиля.

Чего только не было в этом доме — кабинеты врачей и страховых агентом, мастерские портных и типолитография. А в подвале жила своей неспокойной, жизнью пивная Софронова.

У Ибрагима Апакова, владельца следующего углового дома под номером 30 (сейчас здесь букинистический магазин), в конце семидесятых годов прошлого века снимал квартиру знаменитый казанский театральный и музыкальный критик, добрый друг многих музыкантов, артистов и антрепренеров Николай Фирсович Юшков. Он сотрудничал со многими казанскими газетами, в том числе и с татарской «Баян уль-хак». Его статьи и заметки — подлинная летопись театральной и концертной жизни города.

Предпоследний владелец дома М. Горзин в 1875 году основал кондитерскую и пекарню, стремительно превратившиеся в процветающее предприятие с тремя отделениями и четырьмя десятками рабочих. Процветание фирмы, однако, зиждилось на нещадной эксплуатации, сообщения о которой проникали даже в подцензурные газеты.

Красивый дом №19 на углу Астрономической улицы (сейчас здесь расположен роддом) был знаком едва ли не каждому казанцу. Здесь помещалась крупнейшая в городе аптека магистра фармации, выпускника Казанского университета Ф. Грахе. Как и все аптеки прошлого, его заведение представляло собой небольшой фармацевтический завод — готовые лекарственные формы в те времена занимали скромное место в обороте. В подвале здания размещался «завод искусственных минеральных вод».

Дом №17, ныне сильно перестроенный, своекоштные студенты университета середины XIX века иронически называли Шевниинским аббатством — по фамилии владельца здания купца Шевнина. Здесь они обретали пристанище на время учебы, обходившееся им в 6 рублей ассигнациями каждый месяц.

Двухэтажный, со следами былого изящества дом № 15 принадлежал семье Хохряковых, игравшей не последнюю роль в общественной жизни города. Так, один из Хохряковых, бывший гласным городской думы, возглавил в 1905 году милиционную комиссию, созданную вместо разогнанной восставшим народом полиции.

В марте 1915 года во вновь выстроенном здании (№ 13) открылась казанская синагога. Верхушка еврейской буржуазии города недолго занимала здесь именные места, купленные за большее деньги. Революция смела ее, а в апреле 1929 года, как сообщала газета «Красная Татария», по требованию трудящихся евреев синагога была превращена в клуб. Ныне здесь располагается Дом работников просвещения.

Обратим внимание на отмеченный мемориальными досками дом № 5. Здесь родился выдающийся революционер Николай Эрнестович Бауман. Из семьи последних владельцев дома Ахмеровых вышла одна из первых в республике женщин-врачей Давлеткильдеева.
Л. ЖАРЖЕВСКИЙ.

Сейчас трудно представить, что когда-то у жителей городов и весей была очень серьезная забота – освещение жилищи и публичных мест вечером и ночью.

Дело в корне изменилось с появлением газового освещения, которое было открыто и использовано в Западной Европе. Газовые заводы были средоточием самой передовой научной и технической мысли. Впервые на практике для освещения газ применил шотландец Мордох - им была освещена фабрика Болтона и Уатта близ Бирмингема. А в 1803-м газ осветил лондонскую улицу Пэлл-Мэлл. В 1817 г. был освещен Париж,- и французская мода, по обыкновению, овладела Европой. В России газовые фонари застал еще Пушкин, во второй половине прошлого, века газ появился и во многих губернских городах.

А теперь статистика, ясно показывающая, какую Россию мы потеряли. В 1890-х г в США был 971 газовый завод, в Англии - 594, в России - 30. Мощность же всех русских газовых заводов достигала лишь половины мощности Берлинского газового завода.

Первый небольшой газовый завод в Казани оборудовал поездивший по Европе Бутлеров.

В 1873 г. на лугах у небольшого озерца, недалеко от Ометьева была выделена земля под газовый завод. Он был заметен издалека: тридцатиметровая труба и массивное здание газгольдера диаметром в 23 метра выделялись на прикабанной низине. Была создана «Контора газоосвещения», появились первые объекты, в домах которых была устроена разводка газовых трубок в комнатах. На улицах появилось 1000 фонарных столбов, в штат фонарщиков набрано 59 человек, а с пожарной каланчи на бывшей Воскресенской (ныне Кремлевской) улице ежедневно подавался сигнал на зажигание фонарей. Газ пришел в Казань.

Эта масса бочек...

Всмотримся в иллюстрацию. В трубе ничего загадочного нет. Это здание для газгольдера. Но вот эта масса бочек... Что в них? Вот в чем вопрос. Он сложен, но разрешим. Александр Михайлович Бутлеров не только разводил пчел и изучал бабочек. Он был незаурядным спиритом, пытался выращивать в Казанской губернии чай, а между этими почетными занятиями успел создать теорию строения органических соединений. Совершенно не чужд он был и городскому хозяйству - в «Справочном листке г. Казани» много его заметок о водопроводе. Но сейчас мы обратимся к его брошюре «О светильном газе». Именно оттуда мы узнали, что в отличие от других газовых заводов России, использовавших в качестве сырья уголь, наш завод использовал нефтяные остатки. Правда, была мысль, что в бочках может быть смола, собранная после переработки этих остатков в светильный, газ. Ответ на вопрос дал журнал «Техник» за 1883г. В нем имеется статья казанского химика В.М.Руднёва. В статье этой, помимо прочего, сообщается, что наш газовый завод перерабатывал в год 30000 пудов нефтяных остатков и получал от 8 до 10 тыс. пудов так называемой нефтяно-газовой смолы. В той же статье говорится, что смола просто сливалась в ямы.

Стало быть, в бочках не смола, а именно сырье - нефтяные остатки. А что же было в той смоле, что ушла в яму? Известные казанские химики А.И.Ломан (собственно - Гуго Ломан), В.М.Руднева. М.А. Пиккеринг дали ответ: бензол, толуол, антрацен. Любой химик знает, насколько опасны эти соединения. Но что делать, защита среды обитания и сейчас-то не главная наша забота.


Всему есть конец


Вскоре газовый завод перестал быть просто газовым и стал газобензольным. На нем возникло бензольное производство. Бензол и толуол шли с газового завода на пороховой для получения взрывчатых веществ. Как ни странно, война 1914-1918 гг. вызвала не только разруху, но и создала, предпосылки модернизации промышленности. Планы промышленного развития Волго-Уральского региона той, еще царской, России были грандиозны - даже по нынешним меркам. Мало кому известно, к примеру, что в Казани было развернуто производство фосгена - отравляющего вещества удушающего действия.

Казанский газобензольный стал своеобразной «точкой роста» разрушенного коммунального хозяйства города. О светильном газе речи уже не шло, но завод поставлял горюче-смазочные материалы, бензол, толуол, на нем готовилась обувная вакса и самое главное, сахарина. Производство сахарина было предметом заботы городских властей, он строго учитывался и распределялся по карточкам. Доброе слово следует сказать о Пиккерингах, отце и сыне. Максимилиан Альбертович Пиккеринг был первым директором завода, именно он в 1891 г. соорудил установку по переработке смолы на бензол и толуол. Перед революцией и первое время после нее заводом заведовал его сын - Герман Максимилианович, в архивных документах первых послереволюционных лет он - «товарищ Пиккеринг».



Всему есть конец. Пришел конец и казанскому газовому. - Правда,- перед войной был составлен план развития Казани, по которому Казань газифицировалась от газонефтяного завода, его хотели здесь построить. Но все пошло по-другому. В Казань в ноябре 1955 г. пришел природный газ, а от газового завода остались: дом по ул. Ипподромной, 27 - сторожка, двухэтажный дом по той же улице, 31 - лаборатория завода и небольшой домик по ул.Газовой, 12.

Генрих КЛЕПАЦКИЙ